Интервью Бориса Акунина, автора романа «Статский советник»
Редактор сайта: Это произведение часто называют одним из лучших Ваших произведений, а сами Вы какое место ему отводите в своем творчестве?
Борис Акунин: К этому роману я отношусь так же, как ко всем своим романам. То есть что-то там получилось, как хотелось, а что-то не получилось. То, что удалось — мне нравится, что не удалось — не нравится. Но, вообще-то, по-моему, большая ошибка сопоставлять экранизацию с ее литературным первоисточником, если, конечно, речь идет не о классическом литературном произведении. Кино — это совершенно независимое произведение искусства. И я не уверен, вообще, что предварительное чтение книги зрителю на пользу.
Что же касается темы, которая затронута в романе и в фильме, эта тема, к сожалению, в России актуальная всегда, в наши дни особенно. Это тема политического терроризма. И мне нравится, что в фильме она подается не в упрощенном, не в черно-белом виде. К сожалению, это зло, эта болезнь соблазнительна. И она соблазнительна для многих людей, так сказать, очень альтруистического, хорошего внутреннего устройства. Люди, готовые пожертвовать собой, совершают чудовищные злодеяния, и им кажется, что они делают это во имя блага, во имя добра, вот в чем трагедия! Книга, да, в общем, и фильм про то, что нет такой идеи на свете, ради которой имело бы смысл убивать людей и совершать преступления.
Р.с.: В фильме финал был изменен, легко ли продюсеру картины удалось Вас уговорить?
Б.А: Проблема, поднятая в финале, очень сложная. Проблема целей и средств. Проблема личной чести и общественного блага. Мне концовка кажется открытой. Останется ли Эраст Петрович в конечном итоге на государственной службе, не знаю. Думаю, что, если бы в той России, прежней, люди, подобные Фандорину, могли бы удержаться, так сказать, в государственном механизме, то не было бы тех трагедий, которые у нас тут произошли на протяжении двадцатого века. Я согласился с новым финалом очень нелегко. Но я исходил из того, что кино это уже не мое. Я не могу навязывать художнику свое видение ситуации. Если бы даже у меня это и получилось, ну, если режиссер и продюсер не верят в правильность такой концепции, они ничего хорошего и не снимут. Это — во-первых. А, во-вторых, у меня у самого нет стопроцентной уверенности в своей правоте. На самом деле я не знаю, как надо было бы поступить Эрасту Петровичу Фандорину в этой ситуации. Уйти в сторону, сказав: «чума на оба ваши дома», как это произошло у меня в романе? Или попытаться остаться и изменить, так сказать, ситуацию, вне зависимости от того, выполнима эта задача или не выполнима? Это и для меня открытый вопрос.
Р.с.: Правда ли, что, когда Вы создавали Фандорина 35 лет, перед глазами стоял образ Олега Меньшикова, то есть именно он и стал прототипом героя книги «Статский советник»?
Б.А: Когда я пишу роман, мне нужно видеть, визуально представлять лицо каждого героя. Неважно — хорошего, плохого, важного, неважного. Я должен видеть каждую картинку, и поэтому я очень часто себе, когда описываю персонажи, беру какое-то лицо. Это может быть актер, это может быть мой знакомый, какой-то портрет. Это необходимо для того, чтобы персонаж ожил. И Эраст Петрович Фандорин в зрелом возрасте представлялся мне с лицом Олега Меньшикова, или, например, Хью Гранта. В общем, это один тип лица, поведения и духовной энергетики.
Р.с.: Вы как-то заметили, что отрицательные персонажи Вам особо интересны, значит ли это, что Пожарский для Вас более интересен, чем Фандорин?
Б.А.: Каждый из моих романов Фандоринского цикла — это бенефис отрицательного персонажа, который меняется от романа к роману. Здесь отрицательный персонаж — это князь Пожарский. Яркий, эффектный, очень талантливый, постоянно меняющий маски и лица. По-моему, Никита Михалков с этой задачей справился на пять с плюсом. Смотреть на него интересно. И когда он в кадре, он все время создает вокруг себя поле притяжения, в которое ты попадаешь вне зависимости от того, как ты относишься и к персонажу, и к актеру. Мне кажется (притом, что Никита Михалков сыграл много замечательных ролей), что, может быть, это лучшая его роль в кинематографе.
Но не всё, что интереснее, близко. Меня интересует вообще феномен зла и злодейства. Причем меня не интересует мелкий бес, предсказуемый, потому что он не представляет на самом деле большой опасности. Интригует и завораживает то, что опасно, что соблазнительно. Людей, которые несут в себе большое зло и при этом талантливы, людей такого, ну, скажем, демонического склада, их много, и они представляют большую проблему. С моей точки зрения, добро — это норма, зло — это аномалия. Но, аномалия всегда интереснее нормы. Добро, оно всегда более или менее одинаково, оно предсказуемо, потому что оно действует по правилам, зло нарушает, ломает правила. Когда наблюдаешь за действиями какого-то талантливого злодея, это завораживает. Неслучайно эти люди могут повести за собой миллионы.
Р.с.: А как Вы отнеслись к тому, что некоторые Ваши тексты были, скажем так, подправлены Михалковым?
Б.А: По контракту прав у него вставлять что-нибудь в текст не было. Поэтому, когда я на черновом монтаже услышал какую-то несвойственную мне лексику, вставленную в уста персонажа, я в первый момент очень разозлился. А потом я сказал себе: стоп, это надо посмотреть еще раз, уже не с точки зрения соответствия сценарию, а с точки зрения того, вообще, насколько это всё органично. Я посмотрел второй раз, и увидел, что это органично. И то, что Никита Михалков так увлекся этой ролью и отнесся к этому творчески, мне в конечном итоге понравилось. По-моему, он этого героя в результате раскрывает, разоблачает еще больше, чем это было у меня в романе и в сценарии.
Р.с.: А вообще-то фильм понравился, с каким ощущением выходили из кинозала?
Б.А.: Я смотрю на фильм отстраненно. Я не чувствую, что это, так сказать, мое произведение. Это произведение талантливых людей из другой профессии. Мне интересно, что они сделали с этим материалом, и я думаю, что и моим читателям, которые идут смотреть этот фильм, относиться к этому следует так же. Я, например, легко могу себе представить, что собирается какое-то количество других талантливых людей и по фильму «Статский советник» снимает совершенно другое кино по стилистике, по смыслу, по основной идее. И это тоже будет интересно.
Р.с: Уже три Ваших произведения экранизированы все в разном стиле, с разными командами. Поставите на этом точку или все-таки рискнете еще раз?
Б.А. Вы знаете, многое можно было бы еще поставить и в кинематографе и в театре. Мне, например, кажется, что могло бы получиться очень хорошее, такое, ну, что ли, русское кино по циклу романов о сестре Пелагее. Что касается Фандоринского цикла, мне кажется, что страшный роман «Декоратор» очень кинематографичен. По нему можно было бы снять первый российский, настоящий фильм ужасов, такое страшное кино, где бы все леденели в зале. Это стилистика, с которой интересно работать.
Р.с.: А какого еще актера Вы видите в роли Эраста Фандорина?
Б.А.: Было бы очень интересно посмотреть, как Константин Хабенский справился бы с этой ролью. Был у нас разговор с Олегом Ивановичем Янковским на эту тему. Интересно, как он сыграл бы, допустим, такого уже сильно пожившего Фандорина. Потому что, как мне кажется, если мужчина прожил правильно и достойно, у него к годам шестидесяти появляется какое-то новое качество, которое по-своему очень привлекательно. Очень может быть, что это вообще расцвет мужской жизни, зрелости. Я такого романа про Фандорина еще не написал, но, надеюсь, что напишу.
- Поделиться ссылкой: